Возлюбленная [= Обнять пламя ] - Бертрис Смолл

У нее задрожал голос, но она заставила себя преодолеть волнение.

– Если вы вспомнили, что в тот вечер вы всецело находились в моей власти и что я не воспользовалась ею, возможно, вы думали бы обо мне лучше и не судили бы меня так строго.

Обращенные к нему зеленые глаза молили о сочувствии и прощении.

– Выходит, вы отправили свое послание только для того, чтобы выразить мне свое сожаление? Или вам нужно получить мое прощение?

Дизайр старалась вспомнить все, чему ее учила Бесс, – думать больше о себе и использовать все, что могло бы помочь выжить. У нее сильно забилось сердце, пересохли губы и язык застрял во рту, пока она подбирала нужные слова.

Не дожидаясь ее ответа, Джеффри продолжал:

– Мне непонятно, зачем вы отправили письмо. Я говорю это искренне, Дизайр. Я обязан выяснить это.

– Я действительно очень хотела повидаться с вами и выразить вам свое сожаление… – начала она.

Он промолчал, и в камере снова воцарилась напряженная тишина. Из коридора тем временем доносились обычные звуки. Кто-то смеялся, кто-то сыпал проклятия. Было слышно, как где-то рыдала женщина и побрякивали железные кандалы.

– Так я правильно понял вас? Вы просто-напросто хотели принести мне извинения? В таком случае, пожалуйста, не отворачивайте своего лица. Посмотрите мне в глаза.

Он взял ее за подбородок и слегка отклонил ее голову назад.

Они смотрели в глаза друг другу.

– Говорят, что выездная сессия суда в этом году состоится очень рано. Первую партию заключенных готовят уже к завтрашнему дню.

– Я знаю, – спокойно сказал Джеффри. – По-видимому, вы послали мне письмо, рассчитывая, что я могу помочь вам своими связями с влиятельными людьми. Но как вы можете пытаться убеждать меня в своей невиновности, когда столько улик против вас? Или вы считаете меня настолько глупым, что я до сих пор склонен считать, что лорд Боудин допустил ошибку или… солгал? Но ведь есть еще и показания Синклера, который видел вас при свете фонаря возле кареты в ту ночь, когда вы ограбили их на пустоши. Он запомнил ваше лицо и глаза. Он говорил, что ваши зеленые глаза невозможно спутать с любыми другими. Точно так же он упоминал и о ваших нежных алых губах…

Дизайр съежилась под его взглядом, не решаясь оправдываться, чтобы не разозлить его еще больше. Она снова попыталась отвернуться от него, но он только крепче стиснул ей подбородок.

– Кроме этого, не нужно забывать и о серьгах с изумрудами. Все видели их, когда вас доставили в магистрат. Правда, можно сказать, что это лишь копия тех драгоценностей, которые вы отобрали у леди Киллегрю.

В этих словах прозвучало столько ледяного сарказма, что лицо у нее залилось краской.

– Я всеми силами старалась избежать поездки в Хэмпстедскую степь той ночью. Меня вынудили сделать это. Я была там вместе с Морганом и его товарищами. Это Морган дал мне серьги.

Лицо у Джеффри стало белым, но он продолжал говорить:

– Понятно. Любовница разбойника носит краденые драгоценности. Это похоже на правду. Только непонятно, почему вы проявили подобную беспечность и не сняли их с себя. Или вы настолько потеряли голову, побывав в объятиях своего возлюбленного, что вам было не до мелочей?

Колкие слова и выразительный взгляд молодого человека заставили ее вздрогнуть. Как она могла позволить себе хотя бы на минуту поверить, что Джеффри захочет помочь ей в ее беде? Может быть, он еще как-то смирился бы с ее участием в ограблении карсты, но главного, видно, простить не мог. Можно было представить себе мысли молодого человека, влюбившегося впервые в жизни и столкнувшегося лицом к лицу с горькой правдой. Что должен чувствовать он, узнав, что девушка, которую он боготворил и которой оказал честь, предложив свою руку и сердце, тем временем мечтала найти утешение в объятиях опасного преступника? Разве не должна была она раньше понять, как поведет себя Джеффри?

Он отнял руку от ее лица, словно давая понять, что больше не желает прикасаться к ней. Она отвернулась, чтобы скрыть свое отчаяние.

– Представляю, что вы думаете обо мне. Несомненно, считаете, что меня нужно отправить на виселицу, – тихо сказала она. – Лорд Боудин говорит, что таких испорченных женщин, как я, нужно возить в Тайберн через весь город в открытой повозке. Он считает, что это послужит предупреждением другим или во всяком случае будет неплохим спектаклем для толпы…

– Нет! – вскричал молодой человек. Подняв глаза на него, Дизайр увидела, как он дрожал, как в болезненной гримасе исказилось лицо. – Перестаньте. Я не желаю продолжать разговор в подобном духе. Вы никак не хотите помочь мне понять, что побудило вас совершить эти ужасные поступки… Должны же существовать какие-то весомые причины для этого.

– Так ли уж это важно теперь?

– Если вас вынудили нарушить закон, если вы действовали против своей воли, любой судья должен будет принять это во внимание.

– И что же, в таком случае вы готовы помочь мне? Даже теперь? – спросила Дизайр. В ее зеленых глазах снова зажглись искорки надежды.

– Не думаю, что это будет легко осуществить. Наш полк получил приказ отбыть на континент. Через неделю отплывает наш корабль.

Этого она никак не ожидала услышать. Вряд ли ей могло прийти в голову, что, находясь на военной службе, Джеффри так скоро может оказаться за границей. Если только он покинет пределы Англии, у нее не останется никого, кто мог бы прийти на помощь.

Мужество, не покидавшее ее до этой встречи, начинало медленно исчезать, но окончательно сдаваться она не собиралась, во всяком случае, до тех пор, пока она оставалась не одна. Чтобы придать себе более уверенный вид, она встряхнула головой и расправила свои хрупкие плечи, прикрытые порванным зеленым шелком.

– Вам, должно быть, хочется провести оставшееся время в Лондоне, в кругу семьи или с друзьями, – сказала она. Хотя каждый мускул на ее лице был скован от мучительного напряжения, ей удалось с улыбкой принести Джеффри свои дальнейшие извинения. – Простите, что заставила вас прийти сюда. Я очень сожалею о том, что причинила вам напрасные хлопоты.

Он продолжал молча смотреть на нее. Вместе с тем что-то изменилось в выражении его лица. Дизайр уловила это быстрым взглядом. В его синих глазах появилось слабое подобие восхищения. Неожиданно он положил руки ей на плечи.

– Однажды я поверил вам, Дизайр, – сказал он. – Хочется надеяться, что хотя бы часть рассказанного вами – правда. Мне остается только уповать на ваше воспитание… Вы говорили, что ваши родители были порядочными и уважаемыми людьми. Думаю, вы не обманули меня, сообщив о том, что они умерли в прошлом году во время эпидемии чумы.

– В этом я была искренна с вами, Джеффри. Мне пришлось пережить страшное время. Тогда я не выходила из дома. Постоянно прислушивалась к грохоту телег, на которых провозили мертвецов по нашей улице. Я не обманывала вас, когда рассказывала о том, как ухаживала за больными родителями. Поверьте, я до сих пор не могу вспоминать их агонию. Иногда мне казалось, что я сама начинаю терять рассудок. И все, что было дальше, тоже правда. После того как на похоронной телеге увезли маму и папу, я осталась совсем одна.